 -->
Цены на бензин в России могут вырасти почти на 10 процентов из-за новых акцизов, а вложения многих российских компаний в нефтепереработку в Европе оказались ошибкой. Совладелец и вице-президент компании ЛУКОЙЛ Леонид Федун в интервью ВестФинанс рассказал, почему сланцевая нефть ударит, прежде всего, по рынку Евросоюза и как построить завод, печатающий деньги.
— Леонид Арнольдович, ваша компания только что выпустили доклад о состоянии нефтегазового рынка, о его перспективах. Конечно, первое, что интересует, когда задаешь вопросы «ЛУКОЙЛу», что будет с ценами на нефть. Вообще, в последние несколько месяцев ценовой коридор, в котором торгуется нефть, существенно снизился еще год назад, причем психологическое дно в 100 долларов за баррель периодически пробивается вниз. Вы же в своем докладе пишите, что, скорее всего, эти 100 долларов за баррель, это некое дно, ниже которого цена в долгосрочной перспективе опускаться не будет. Скажите, не слишком ли это оптимистичный прогноз на падающем рынке?
— Если взять прогнозы цен, скажем на пятилетний период, ни один крупные, уважаемый, авторитетный прогнозист цену не угадал. Есть несколько факторов, которые влияют на цены: это традиционные факторы спроса и предложения, это геополитические факторы, которые очень трудно предугадывать. Наконец, это факторы, связанные с единицей измерения. В чем мерить цену на нефть? Сегодняшняя ситуация на рынке она сложилась не под влиянием спроса-предложения, а под влиянием того решения ФРС. Естественно, что спекулянты тут же начали выводить средства из бумажного нефтяного рынка, так назовем нефтяных фьючерсов, что оказало понижающее давление.
— По сути печатный станок в США влияет на котировки нефти все это время?
— Абсолютно. Но если посмотреть фундаментально, то есть два фактора с точки зрения спроса. До 25 года в мире растущий, так называемый потребительский класс увеличится на миллиард человек. То есть примерно миллиард человек потенциально смогут покупать предметы долгосрочного пользования, в том числе, какая-то часть из них и автомобили. И в мире за этот период будет произведено 650-670 миллионов автомобилей. Чтобы эти автомобили заправить, и чтобы они могли ездить, нужно дополнительно примерно 9 миллионов баррелей нефти.
— Именно эти автомобили и будут драйвером?
— Именно эти автомобили будут драйвером. Большая часть автомобилей будет произведена в Азии.
— И в России.
— Среди лидеров автомобилизации будет и Россия. Все-таки, если кто-то 6-7 лет назад сказал, что Россия будет через некоторое время продаваться 3 миллиона автомобилей в год, никто бы не поверил. Тем не менее, это реальная цифра для России. С точки зрения предложения. Сегодня удовлетворение спроса происходит за счет различных источников. Это традиционная нефтедобыча и, так называемая, нетрадиционная добыча. Это и, так называемая, сланцевая нефть, это нефть из песков, и, наконец, это биотопливо. Так вот, последний кусок, это примерно 6-7 миллионов баррелей, они имеют очень высокую себестоимость. То есть, если цена нефти упадет ниже 100 долларов за баррель, эти источники нефти начнут иссыхать. Как только они начнут иссыхать, возникнет дефицит нефти, цена вернется назад. Поэтому, глобально долгосрочно цены на нефть из 100 долларов, ниже 100 долларов опускаться не будут.
— Вы в своем докладе пишите и приводите интересные цифры. Примерно 15 процентов нефти в мире добывается себестоимостью более 70 долларов за баррель, и приводите в пример, например, американскую сланцевую нефть, у которой стоимость примерно 80 долларов за баррель. Может быть, как раз вот эти 80 долларов и есть то самое дно?
— На самом деле, уход с рынка 3-4 миллионов баррелей приводит к тому, что рынок тут же будет находиться в дефицитной ситуации, и цены нефти будет расти.
— Раз уж мы затронули вопрос сланцевой нефти, перспективы ее добычи Вы оцениваете крайне аккуратно. При том, что с 2008 года добыча сланцевой нефти в США выросла в 7 с половиной раз, в грядущие 15 лет, как Вы прогнозируете в своем докладе, рост будет примерно в 3 раза. Как Вы объясняете такое замедление?
— По нашему мнению, жизненный цикл сланцевой скважины, из которой занимаются добычей сланцевой нефти будет значительно короче и значительно менее продуктивна, чем обычно. В силу этого, добыча не может расти теми темпами через некоторое время, как она росла теперь.
— И все же российские нефтяные компании, да и газовые тоже через чур аккуратно относятся к теме сланцевой нефти и сланцевого газа. Некоторые скептики говорят, что это даже похоже на ситуацию в 19-ом веке, когда производители карет говорили, что автомобили, это не перспективно, шумно, грязно и никто их покупать не будет. Не опасаетесь ли Вы, что если скептически относиться к сланцевой тематике и к сланцевой революции, можно ситуацию упустить?
— На самом деле никакого скепсиса нет. Просто мы исходим из того, что США будут добываться примерно 200 миллионов тонн сланцевой нефти, это громадная сумма, это примерно половина, около половины добычи, так сказать, нефти Российской Федерации. Но это ни 600, ни 800. Вот и вся разница. В то же время, мы говорим о том, что уже «ЛУКОЙЛ» добывает около полумиллиона тонн нефти и сланцев в год. Есть бажены, это как бы аналог американского Бакена, это классическая нефть из сланца. Но есть и сложно построенные структуры, например, ачимовские пласты. Вопрос один, это налоговая среда. Сегодня ключевой вопрос для поддержания добычи в Российской Федерации, и в том числе, использование нетрадиционных источников, это вопрос налоговой среды.
— К налоговой среде мы еще обязательно вернемся. А сейчас позвольте блиц-вопрос. Вы упомянули Бакен, это месторождение в США, на котором добывается сланцевая нефть. Очень показательная, на мой взгляд. Вы наверно знаете, что за последние 3 года эта точка на карте Америки стала видна из космоса, потому что это большое светлое пятно в ночи из-за того, что на Бакене сжигается огромное количество попутного газа. Отсюда очень много вопросов к экологичности сланцевый проектов. И не только из-за сжигания попутного газа, но и, например, из-за гидроразрыва, для которого используется много воды, используются химикаты, которые еще неизвестно, как потом повлияют на питьевую воду. В связи со всеми этими экологическими проблемами, как Вам кажется, какую угрозу они несут для сланцевой добычи?
— Вы абсолютно правы, что сланцевая добыча чрезвычайно вредна для экологии, и это очень серьезный вопрос, который будет являться препятствием для развития сланцевых технологий, например, в густо заселенной Европе, например, или в Китае. Для Техаса для пустынного, для Северной Дакоты, или, например, для нашей Западной Сибири или Восточной Сибири.
— Где есть большие просторы.
— Да. Хотя наши экологические требования более жесткие, чем американские.
— Вернемся к налоговым вопросам. Они, конечно, особенно для вас актуальны. Сейчас в Правительстве обсуждаются две важные инициативы. Во-первых, некие стимулирующие налоговые льготы для добычи тяжело извлекаемой нефти, и, во-вторых, полная переработка налогового режима и по традиционной нефтедобычи тоже. Как Вам кажется, какие шаги необходимо сделать, чтобы, во-первых, уже действующие традиционные месторождения поддерживать на нужном уровне, и способствовать внедрению более современных технологий? И, во-вторых, все-таки развивать и нетрадиционную нефтянку?
— Налоговой режим России сложился в начале двухтысячных, когда нефтедобыча росла и, в основном, использовались ресурсы, разрабатывающиеся в Советском Союзе. Это система строится на налогообложении не финансового результата, а процесса добычи. Переход к налогообложению финансового результата, так называемого налога на дополнительный доход, является чрезвычайно правильной и актуальной задачей для Российской Федерации. Месторождение имеет цикл такого горба. Здесь добыча минимальная, максимальные затраты. Здесь минимальные затраты, максимальная прибыль, и месторождение умирает постепенно, истощается, необходимы все большие и большие затраты. И налоговая система тоже должна быть так построена.
— А сейчас?
— А сейчас она линейная. Сейчас, что вы начинаете, что вы заканчиваете, вы платите практически одну и ту же систему налогов, связанную с экспортами и пошлинами, и налог на добычу полезных ископаемых. Мы вместе с «Сургутнефтегазом» предложили провести эксперимент по НДД, скажем, по тому же Милорскому месторождению, по нетрадиционной нефти. На наш взгляд, это было бы хорошо, с тем, чтобы отработать методику на маленьком объеме, чтобы потом постепенно распространять ее на весь объем добычи в Российской Федерации. Это произойдет, но хотелось бы, чтобы происходило пораньше, чтобы не было того падения добычи, которое мы видим в перспективе.
— А в Вашем докладе есть очень интересные факты по поводу того, что, по сути, нефтепереработка в Европе становится нерентабельной. Уже довольно много НПЗ были закрыты и просто страшная цифра! Для того, чтобы выйти на уровень рентабельности необходимо в ближайшее время добровольно закрыться еще ряду заводов, которые перерабатывают 1 — 1, 5 миллионов баррелей в сутки. Значит ли это, что довольно серьезные вложения, в том числе российских компаний, в покупку обанкротившихся НПЗ в Европе, это было неудачные вложения?
— Действительно, одним из столь неожиданных последствий, так называемой сланцевой революции, явилось изменение системы арбитража нефтепродуктами. Потому что система работала следующим образом: дизельное топливо заводы, которые работали в Европе, направляли топливо на внутренний рынок, а бензин экспортировался в США. Сейчас, когда США имеет излишки своих нефтепродуктов, в силу дешевой сланцевой нефти, эта система не работает. И так называемые офшорные заводы, которые были построены в Европе, они сегодня нерентабельны. Но сказать, что переработка в Европе вся нерентабельна, это неправильно. Могу сказать, что те заводы, которые «ЛУКОЙЛ» имел сегодня, неэффективный завод, например, на Украине, мы продаем.
— Одесский НПЗ.
— Наш завод в Болгарии конструируется, и станет одним из самых эффективных на Балканах, и сможет закрывать свою систему. В настоящий момент мы рассматриваем рационализацию работы крупного завода на Сицилии с высоким уровнем переработки, до 16 миллионов тонн. А, например, наш завод в Голландии, он печатает деньги, как пишущая машинка.
— Вы собираетесь покупать еще такие «печатные машинки» для денег в Европе, или все-таки европейский рынок для вас отходит на второй план?
— На ближайшие десятилетия мы концентрируемся на развитии нефтепереработки в России, поскольку это самый премиальный сегмент для нас, и мы должны довести до ума те мощности, которые у нас есть в Европе. Новых приобретений не будет.
— Ну, вот раз вы сами перешли к теме России. Как Вы оцениваете теперешние цены на бензин и дизельное топливо в России? Они будут стагнировать в какой-то краткосрочной перспективе?
— Сегодня рынок находится в равновесии. Сегодня практически цены на нефтепродукты растут ниже инфляции. Официально 5-6 процентов в год, это ниже официально объявленной инфляции. Вопрос другой, в акцизной политике. Нельзя забывать, что в стоимости бензина сегодня 70 процентов это налоги. Сегодня стоимость переработки, цена на нефть она играет значение, но все-таки в большей степени это управляющая рука государства.
|
